Дверь в его просторный дом в лондонском предместье Чигвелл, неподалеку от тренировочной базы "Тоттенхэма", мне открыла Кристина, четырехлетняя дочка Павлюченко. И незамедлительно... подала ручку для поцелуя! Когда я рассказал об этом Роману и Ларисе, они долго хохотали – мы ее, говорили, такому не учили. И где только подсмотрела, в какой телепрограмме?
Их жизнь в Англии размеренна и спокойна. Но если кто-то думает, что на Туманном Альбионе Павлюченко быстро забыл о Москве и "Спартаке", – глубоко заблуждается. Из двухчасовой беседы я понял: за пять с половиной лет красно-белые цвета оставили в его жизни огромный след.
– Я пять с лишним лет отдал "Спартаку", живу в спартаковском районе – Сокольниках, – сказал Павлюченко. – И останусь в нем жить после того как вернусь из Англии, а потом закончу карьеру игрока. Отлично знаю болельщиков "Спартака" – словом, многое в моей жизни было и будет связано с этим клубом. А значит, в две команды – "Зенит" и ЦСКА – идти не имею права. При всем к ним уважении. И пускай в том же "Зените" платят хорошие деньги – это не тот клуб, где я хотел бы продолжить карьеру.
Тогда, в январе, пошло много разговоров о моем переходе в "Зенит". Но я сразу сказал, что этого не произойдет, и семья меня поддержала. Кроме всего прочего, мне почему-то не очень нравится Санкт-Петербург. Москва ближе. Вот и решил сразу поставить крест на всех домыслах на эту тему.
Делал ли "Зенит" в начале года предложение "Тоттенхэму" о моей покупке? Не в курсе, были ли прямые контакты между клубами, но знаю, что на моего агента (Олега Артемова. – Прим. И.Р.) выходили из Санкт-Петербурга и разговаривали по этому поводу. Причем говорили, что готовы купить меня за любые деньги. А что еще подтолкнуло сделать заявление в "СЭ" – чтение интернета. Когда пошли слухи, что "Зенит" собирается меня купить, на сайтах его болельщиков я прочитал столько грязи и мата в свой адрес, что просто оторопел! За что? Поэтому мне кажется, что в Петербурге люди чуть-чуть другие, чем в иных городах. И увидев все это, я решил публично поставить на этих разговорах точку.
Что думаю по поводу Быстрова, переходившего из "Зенита" в "Спартак" и обратно? Володя – смелый человек. На его месте мало кто решился бы так поступить. Целовать эмблему "Зенита", уходить в "Спартак", целовать эмблему "Спартака" и уходить в "Зенит" – я бы так не смог. Не осуждаю его, просто люди разные. Наверное, он смотрит на это по-другому, и ему все равно, что будут думать о нем болельщики. Быстров живет своей жизнью, в свое удовольствие, делает что хочет – это его право.
Но, зная ту ситуацию, которая возникла после его перехода из "Спартака" в "Зенит"... Он рассказывал, как первое время жил в Санкт-Петербурге. Это страшно. Люди-то всякие бывают, и произойти может что угодно. Играть на их чувствах – все равно, что играть с огнем.
Наверное, я всегда вел себя по отношению к болельщикам правильно, поэтому и серьезных конфликтов с ними у меня не было. Может, если бы Володя ушел из "Спартака" не в "Зенит", а в Европу, а потом вернулся в "Зенит" – это смотрелось бы по-другому. Но напрямую из Москвы в Питер, из одного клуба в другой, фанаты которых между собой всегда дерутся... Повторяю: Володя – смелый человек.
А для меня "Спартак" всегда был чем-то большим, чем просто команда, за которую играю. Поэтому, когда однажды после матча с "Томью" услышал нехорошие слова о "Спартаке" от тренера Петракова, которому не понравилось, что в их ворота назначили пенальти, – мгновенно завелся, и у нас с ним в тоннеле возник конфликт.
***
- До "Спартака" меня хотел приобрести ЦСКА, но сделку сорвал президент "Ротора" Владимир Горюнов. Так получилось, что мы встретились с Евгением Гинером, а об этом не знали ни Горюнов, ни кто-либо другой из руководства "Ротора". Я дал устное согласие играть в ЦСКА, но ничего не подписал и вернулся в Волгоград. И о моей поездке, не знаю уж как, узнал Горюнов.
Владимир Дмитриевич был в страшном гневе. И на следующий день мы опять полетели в Москву, и там я уже сказал Гинеру, что в ЦСКА не перейду. И, наверное, это оказалось к лучшему. Может, перешел бы в ЦСКА и не заиграл бы там, не стал футболистом сборной, не завоевал бронзу чемпионата Европы. Возможно, судьба так распорядилась, что не надо было мне в армейский клуб идти.
Горюнов мне сказал: "Если пойдешь в ЦСКА, то не будешь хорошим футболистом". И посоветовал переходить в "Спартак". Меня это очень удивило, поскольку я знал его отношение к "Спартаку". Он всегда не любил эту команду, а красный цвет категорически не переносил – на базе его ни в каких вариантах быть не должно было. Но мне он посоветовал идти в "Спартак", и до сих пор не знаю почему.
Когда ближе к концу сезона-2002 в Волгограде играли "Ротор" со "Спартаком", меня после первого тайма заменили. Причину замены я не понял – и тут мне сказали: "Поднимись наверх". В кабинете Горюнова самого президента не было, а сидел второй человек в клубе – Рохус Шох. И Червиченко. Он спросил: "Рома, ты хочешь играть в "Спартаке"?"
Ясно, что это все происходило не как с ЦСКА, а с полного ведома руководства "Ротора". Ответил: "Конечно, хочу". На следующий же день подписал контракт и уехал, даже не доиграв сезон. Причем не по собственной инициативе – сам-то я готов был играть в Волгограде до конца чемпионата. Мне так сказали в "Роторе".
***
- За те годы, что я провел в "Спартаке", у нас сменились 6 главных тренеров. Шесть! И это было ужасно. Хотя, как бы ни было тяжело в тот период, когда я только попал в команду, даже тогда у нас была высокая посещаемость. Благодаря спартаковским болельщикам она всегда такая, жаловаться не приходится.
У Романцева никогда не было "халявы" на тренировках. Никаких "хи-хи" да "ха-ха". Полтора часа занятия ты должен был со всей серьезностью отработать. После тренировки – да, Иваныч мог и посмеяться. Но попробуй отнесись по-разгильдяйски хоть к одному упражнению! Мы на самом деле боялись его и понимали, что, если кто-то бездельничает, играть не будет. Может, поэтому команда и играла. Правда, уже не в тот год, когда я пришел, поскольку состава для серьезных достижений у Романцева не было.
Правильно ли бояться тренера – не знаю. Вот по отношению к Хиддинку было какое-то другое ощущение. Хотя мы тоже понимали, что расслабляться нельзя. Будешь в этом случае сидеть на скамейке, как и у Романцева. Степень мягкости у людей тоже бывает разная: у того же Григорьича, Федотова, крики мы воспринимали как шутку. А вот Гус мог накричать по-серьезному. Его, может, до ужаса и не боялись, но побаивались.
Все мы знали о плохих отношениях между Романцевым и Червиченко. До конца не в курсе, какая кошка между ними пробежала, но в общем-то предположить можно. Олег Иванович много лет был и президентом, и тренером, решая все сам. И нервно отнесся к тому, что Червиченко возглавил клуб и стал принимать собственные решения. Такие взаимоотношения между президентом и главным тренером не приведут ни к чему хорошему. Они дошли до того, что игроков Червиченко мог покупать, не ставя Романцева в известность. Возможно, так произошло и со мной. И все мы понимали, что со временем Олег Иванович уйдет, и все в клубе будет меняться.
Могли предположить, что он уйдет даже до финала Кубка. Но что это произойдет сразу после победы... В итоге-то у него получилось красиво: выиграл трофей – и ушел победителем. Сейчас я вспоминаю снимок, когда после финала мы сфотографировались всей командой и руководством. Через какое-то время я рассмотрел это фото – и обратил внимание, что Иваныча-то на нем и нет! И с кубком – тоже нет! Жиляев есть, Шикунов есть, многие другие – тоже, но – без Романцева. Он даже не захотел фотографироваться, хотя в тот момент мы этого, конечно, не осознавали. Хотя избежать того, чтобы мы его покачали, Олегу Ивановичу не удалось (улыбается). Качали, точно качали!
Играли ли мы тот матч для него? Это, может, были бы красивые слова, но все же – нет. Для болельщиков мы играли. И для самих себя, чтобы выиграть. Потому что понимали: как бы все ни закончилось, Романцев в какой-то момент в любом случае уйдет.
В раздевалке были, кажется, и Червиченко, и Романцев. По-моему, даже шампанское вместе пили. Последний раз.
И все же, когда мы узнали новость об увольнении Олега Ивановича, первые эмоции: как же можно было? Все-таки Романцев – это "Спартак". Клуб без него – для меня это был шок. Мы с ребятами долго разговаривали, почему это произошло. С другой стороны, понимали, что старая команда практически развалилась, надо строить новую. Шли разговоры, что нужно менять все, и для новой команды нужен новый тренер. А Романцев и Червиченко ужиться все равно не смогли бы. Даже если бы в тот момент конфликт был как-то замят, ни к чему хорошему это все равно не привело бы.
В своем знаменитом интервью "Спорт-Экспрессу" Аленичев сказал всю правду. Может быть, лично к Старкову было не такое негативное отношение, как к его помощнику Клесову, которого даже ловили под дверью подслушивающим, кто о чем говорит. Но не по своей же инициативе он ходил и подслушивал! Со стороны Старкова и Клесова к нам не было никакого уважения и доверия. Этих людей в "Спартаке" никто не любил.
Сам Старков был подлым человеком – говорил одно, делал другое. Погребняк верно рассказывал, что ему он говорил: "Мы продаем Павлюченко, играть будешь ты", а мне – все с точностью до наоборот. Это были не люди, а трусы. У них в команде были любимчики, и к ним они относились совершенно иначе, чем к остальным. И даже не скрывали этого.
Однажды у нас в Тарасовке был обед после тренировки. Он начинался в час дня. Я зашел в столовую первым из игроков – в 12.50. Направляюсь, чтобы налить себе первое, и тут Старков говорит: "Ром!" – "Что?" – "На время посмотри – без десяти. Давай-ка ты тарелочку поставь – и подожди положенного времени".
Ставлю тарелку. Сажусь. Проходит секунд двадцать. Заходит один игрок (на мою реплику, что его фамилия – Видич, Павлюченко кивает: "Если вы это знаете, не буду отрицать". - Прим. И.Р.). Неманья спокойно наливает суп, садится и ест. Я поворачиваюсь к Старкову, смотрю на него. А он – на меня, и начинает на глазах краснеть. Говорю: "Так время же – без десяти! Десять минут надо ждать!" После этого он смотрит на часы и отвечает: "Ну ладно, Рома, иди кушай".
Ну как так можно? Это разве человек? Если честно, мне в тот момент так захотелось подойти и треснуть его по башке! А после этого – уйти из команды, потому что так нельзя. Вот такой был Старков. Поэтому его никто и не любил. Было ли у него в команде прозвище? Разве что нецензурное.
Помню собрание, на котором Старков объявил, что Аленичева в команде больше не будет. И никто не встал, ничего не сказал. Ни капитан, Егор Титов, ни другие опытные ребята. Думаю, что если бы хоть кто-то один встал тогда, поднялись бы все и высказали свое недовольство по этому поводу. И, может быть, Аленя бы не убрали, и коллектив бы после этого не распался...